Размышления редактора

"МЫ ЗНАЕМ, ЧТО НЫНЕ ЛЕЖИТ НА ВЕСАХ..."
Дебют консервативного авангардизма 

Этот номер "Удода" я бы мог назвать максимально эклектичным и совсем не имеющим 
общей организующей идеи, в отличие от прежних, если бы не одно "но"... Собрав 
воедино все противоречащие друг другу материалы из № 6 я вдруг понял, что "центр" и 
"стиль" здесь все же есть. Это – идея возвращения к мифическому сознанию. 

В самом деле, если "консерватизм структур" утрачен навсегда еще в прошлом веке, то 
естественным ответом, как мы уже не раз говорили, может  быть только "консерватизм 
ценностей", сетка понятий, жестко определяющих и организующих реальность. То есть, 
в конечном счете – миф. В самом прямом смысле. Мифическая, архетипическая 
ситуация. Все остальное ерунда и чушь, годящаяся разве что для передовиц "МК".  

Центральное место в этом номере я отвожу статье Ольги Елисеевой о мифологизации исторических 
образов. Она, эта статья, в значительной степени является для меня программной, я 
исповедую абсолютно те же принципы гуманитарного исследования. "Исторического 
факта", этой позитивистской глупости, вообще нет. Есть исторический источник, 
который отражает лишь комплекс мифических представлений его создателя. 
Исследователь, изучая этот источник, привносит туда свои мифические представления. 
Результат "исторических штудий" прост: миф на мифе сидит и мифом погоняет, и это 
выдают за объективную истину. Мы идем по пути деконструкции псевдореальности, 
созданной историческим текстом и видим нечто более серьезное, чем так называемая 
"повседневная жизнь" или пресловутые "факты". Факт – это текст. Нет текста – нет 
факта. Из этого и исходим.

Иногда я сам напоминаю себе какого-нибудь "внутреннего сменовеховца" 20-х гг., 
который сидит и ждет чего-то. Любые признаки перемен наводят меня на мысль: 
меняется "режим" или нет? Происходит ли его столь давно ожидаемое "перерождение"? 
В этом смысле апрель-май были совершенно небогаты событиями, и я даже не стал 
писать привычное "Уродское Обозрение", ибо сказать совершенно нечего. Прошли 
инаугурация президента и праздник Победы. Сквозь мутный бычий пузырь телеэкрана 
отсюда, из Ковно-Каунаса, где я сейчас нахожусь, все кажется чем-то обнадеживающим. 
Кто знает, как это выглядело реально, в Москве? Аналогии же напрашиваются сами 
собой. Один из наших авторов писал как-то, что многие литераторы 20-х гг. (например, 
Н.Тихонов, К.Симонов или Н.Гудзенко) легко приняли сталинизм по самой простой 
причине – в настроениях сталинской бюрократии вдруг блеснуло нечто тайно 
ожидаемое с самого начала революции: имперский стиль, претензии на мировое 
господство, некий суррогат патриотизма, великая война и героизм. И те, кто давно ждал 
явления своеобразного "фашизма", рассудили, что лучше уж это, чем ничего, чем 
бородоносный интеллигент товарищ Троцкий в качестве военного министра.

Нечто подобное повторяется сегодня, повторяется в виде фарса, конечно. Президент-
кагебешник, "священный трепет" инаугурации, надежды, которые часть общества 
связывает с приходом к власти "нового Андропова" и даже "нового Сталина". Честно 
говоря, я отношусь ко всему этому скептически. Впрочем, совсем списывать со счетов 
возможность "верного поворота" в политике режима оголтелых посткоммунистов 
нельзя. Придется ждать и смотреть, думается, к новому году все будет в целом ясно. 
Наш прогноз по-пролетарски прост: 85% вероятности того, что сохранится прежний 
курс и даже, может, станет еще хуже. И все же я наблюдаю за происходящим, оно мне 
интересно. Это уже обнадеживает само по себе.
  
А что еще можно сказать о прошедшем месяце? Я участвовал в конкурсе "Тенета-2000" 
в качестве номинатора, прочитал в связи с этим уйму работ и пришел в некое благостное 
состояние духа. Страна, где "реформы" и "либеральное счастье" не отбили у людей 
желания писать всяческую бредовую ерунду (сюда, в "ерунду", я отношу и себя), 
простоит еще 1000 лет. К примеру, я получил в качестве материала для исследования 
стихи человека, скрывшегося за псевдонимом Sonic69. Из текста следует, что он слабо 
владеет русским языком, так как описание стихов приведено на английском. Якобы этот 
Соник – иностранец, сочиняющий стихи с помощью словаря русского языка. Не знаю, 
так ли это. В любом случае такая культурная провокация интересна. Интересен сам 
случай, подтверждающий жизненность русского языка. Стоит поставить рядом любые 
русские слова, как получается нечто, заслуживающее внимания. Вот, к примеру:   

Сталактиты, сталагмиты,
у меня на вас гастриты,
Вам бы, дуры, только капать,
да красой своей царапать,
Мне б чего-нибудь земного 
и совсем не ледяного,
Чтоб шкворчала, щебетала, 
красотою не блестала ,
Временами не терзала, 
и в любом конце вокзала,
Глаз в кого-то не вонзала. 
И желательно мечтала... 
Вспоминала... Осуждала... 
Может быть и проклинала  
- главное, меня...

Или вот такое. Его же, Соника69, автоматические стихи:

Желаю быть!... не для, а вопреки... 
Кричать, когда молчат 
И плакать, если желочно не вкусно... 
Ну что ещё сказать?! 
Слова безвучны, 
И мерцают только в лапах лжи. 
Стакан шампанского, 
Вот в чём фальшивый свет 
От тёмной повседневности и грусти, 
Оно поёт, 
Что в наших бренных потрохах, 
Что на столах 
С не менее игристой широтой и чувством. 
Желаю убежать от смоляной тоски, 
Залить шампанским?! 
Нет - это слишком кисловато пусто...

Неплохо. Особенно мне тут нравятся бренные потроха, в которых поет шампанское. Это 
чистый образ, товарищи.

Скажут – "это голос Корейши юродивого". Да, несомненно. Но как писал когда-то 
Розанов: "И Корейша договорит". Только голос юродивого сегодня актуален и 
интересен. Классиком русской литературы второй половины прошлого века, истинно 
трагической фигурой был, на мой взгляд, не Некрасов, всю жизнь мечтавший скопить 
миллион (прямо как я), а "рыцарь благородного безумия", капитан в отставке Игнатий 
Лебядкин, написавший актуальнейшие стихи о ситуации конца 20 века:

....
Место занял таракан,
Мухи зароптали:
"Тесен очень наш стакан"
К Юпитеру закричали...
Но пока у них шел крик,
Подошел Юпитер,
Благороднейший старик...

Мы живем в эпоху, когда Юпитер уже подошел, и подошел весьма близко. Не все этот 
"факт" осознают, поскольку сие есть не факт, а мифологическая реальность, высшая 
реальность. Наш "стакан, полный мухоедства", ожидает, когда его содержимое будет 
выплеснуто к чертям, и место займут какие-то иные формы бытия.  Вот что лежит 
сегодня на весах, вот от чего нам следует защищаться, и единственная наша защита – 
русский язык, его невообразимые глубины.

Мы, обитатели стакана, будем сопротивляться. И в иное царство, в мир мыслящих 
автоматизированных стрептококков, о котором пишет Рэй Курцвайл (смотри апрельский 
выпуск "НГ-Наука"), не пойдем. И с почвой сливаться не будем, и кастрация не для нас. 
У нас есть язык и сознание, именно в этом и состоит наш консерватизм.

Прошлый номер "РУ", провозглашавший метапостмодернизм, вызвал критику Дмитрия 
Володихина, которому я сегодня представляю место на наших страницах. Конечно, 
автор романа о террористах, получивший приглашение вступить в НБП от самого 
Германа Яйцо, считает наш подход слишком жестким и желает его смягчить, углубить и 
расширить. Мы ему кажемся хитреватыми мудрейками. Конечно, я мог бы с ним долго 
спорить по разным мелким моментам, но в целом метод "сакральной фантастики" меня 
удовлетворяет. Тут главное – не сорваться в пошлость.

Вот, к примеру, "Мастер и Маргарита" – это сакральная фантастика или нет? Я, честно 
сказать, считаю этот роман колоссальной неудачей Булгакова, и досельнюю 
популярность его объясняю лишь общим одичанием комсомольско-молодежной среды 
60-х гг., а также их потомков. После потрясающе стильного "Собачьего сердца" писать 
про котов-бегемотов и воландов, по-моему, можно было только с большого горя или с 
большого бодуна. Вообще, боюсь, что володихинский смягчающий подход приведет к 
тому, что любой роман, где упоминаются черти и Господь Бог, окажется "сакральной 
фантастикой". На меня хорошее впечатление производят работы Ипатько, но я бы их в 
разряд "СФ" не отнес бы (и его, Володихина, "Омерзение" - тоже). Иными словами, по 
Володихину в разряд сакральных фантастов попадут все хорошие писатели. Может, 
правда, в этом и есть сермяжная правда жизни, что любой приличный текст оказывается 
сакральной фантастикой по Володихину? То есть вся нормальная литература и есть 
сакральная фантастика.

Главной же чертой писателя является то, что он стихийный антилиберал. Процесс 
"писания" есть не только словесный понос, но и некая организация реальности, то есть 
совершенно антилиберальный подход. Как, впрочем, и все действия всех людей. Люди, 
по природе своей и в своей массе, скорее не либералы, а стихийные муссолиниевцы. И 
нравится им не Пикассо, а неоклассицизм и организованная реальность. То есть то, что 
противостоит деградации. Если я вообще вмешиваюсь в какой-то процесс, я уже по 
определению не либерал, а тоталитарист, фашист, большевик, Збигнев Бжезинский, кто 
угодно, но не либерал. Либерализм допустим только в рамках тотальной христианской 
морали, но, поскольку этот хрустальный мир давно рухнул, то либерализм недопустим 
вообще. Тоталитаризм есть естественный ответ на историческое поражение 
христианской идеи, одна из основных дорог к обрыву, это ежу понятно... Но это более 
достойная дорога, чем либеральное затяжное гниение. И мифические черты проступают 
сквозь нее более явственно. И выбор у действующего сознания всегда шире, чем у 
гниющего – сие есть математический факт из теории множеств.

Я не знаю, можно ли этот номер назвать дебютом консервативного авангарда. Может 
быть... Но это удачный термин, нам он подходит. Читая на днях древнее сочинение 
Цецилии Кин про эстетику фашистской Италии, я был поражен актуальностью 
муссолиниевского подхода к культуре для России. Каждая цитата из дуче 20-х гг. так и 
просится в "РУ".

Это неспроста. Смысл не в том , что мы "протофашисты" и т.п. Вообще, любой 
здоровый человек по природе фашист и изверг-тоталитарист, а князья Мышкины сидят в 
психушках. Это не вопрос. Вопрос в том, следует ли культивировать в себе природу, 
хорошо ли это. Нам кажется, что на данном этапе исторического развития в России – 
нужно и должно. На вручении наград "Бастиона" 27 апреля звучали речи об империи, о 
подлой роли литературы "маленьких людей". Да, такова русская природа, которая 
определяет русскую политику. Но пока такой русской политики нет. А есть ржа и моль, 
и есть воры, которые подкапывают и крадут, и есть их либеральные адвокаты. Что такое 
империя в наши дни? Это рационально организованное пространство, макдональдсы на 
четных перекрестках и бургер-кинги на нечетных, система мощных развитых 
коммуникаций, спутники-шпионы и 20% бюджета на развитие новых технологий... А не 
монгольские лошадки и турецкие ятаганы, не надутые щеки штурмбанфюреров, не чушь 
собачья про халифат. То есть мы хотим известно чего, и желания наши благи (читайте 
мою статью про хрена с горы).

В политическом смысле: консервативный авангард = модернизация без вестернизации.
Вот, собственно, и все, что я хотел сказать.


Элиезер Воронель-Дацевич, 
20 мая 2000 г., Ковна, Северо-Западный Край